Пирожки с повидлом

В городе Иваново на площади “Станционная” имеется большой больничный комплекc: утопающий в зелени онкологический центр с видом на морг.

Мы с приятелем, Колпашниковым Юркой, когда учились в энергетическом техникуме в году примерно 1971-72 в целях закаливания нервов этот морг посещать повадились. Сначала подружились с двумя санитарками, (их звали Зоя и Таня), потом с работником дядей Сашей, он в этой системе лет сорок уже работал. Хороший был дядька и собеседник интересный, особенно после стаканчика “Солнцедара” (было такое вино тёмно-красное 20 градусов, стоило 1 руб. 42 коп за бутылку 0,5 литра).

Меня за такое мужество все уважали и называли “трупологом”.

А еще был дружок Валерка, фотографом работал. Он все напрашивался,- Своди да своди на мертвецов посмотреть — интересно ему было нервы пощекотать, но как-то всё не складывалось.

Одноклассник из 21 школы Серёга Дворецкий провалился в мединститут и нанялся на год в морге поработать, чтобы потом – без конкурса.

Как-то тёплым летним вечером заметались мы с Валеркой (надо было что-то очень важное отметить) – нигде вина нету, а дело-то к семи. Последний шанс – “Корабль”. Это такое чудо архитектуры  тридцатых годов – дом  в виде  корабля, а на первом этаже – гастроном. Так и говорили “по рублю и к кораблю, а в корабле – по рубль две”. Повезло нам, после дикой очереди продрались мы  к прилавку, затарились. Сдачи хватило на пакет пирожков с повидлом, что по пять копеек были. Стали решать, где нам это дело присесть, и хотели было на трамвай садиться, на нашу Садовку ехать, как меня осенило, — А давай-ка в морг сходим, вдруг Серёга сегодня на вахте. Приходим, жмём на звонок, долго нажимали, дверь вдруг распахивается, в проёме – Серёга, здоровый такой, рукава засучены, поблескивает  хрящевым  ланцетом, это скальпель такой, типа кинжала.

—  Ты чего так пугаешь-то? – спрашиваем.

—  Да алкаши, — говорит, — замучили, просят спирт слить с какой-нибудь саркомы А на втором этаже этих банок с разными вырезками – полным-полно под сургучом.

Морг из себя представляет квадратное здание, разделённое на четыре части, а посредине – душ-туалет. Одна из четырех комнат – для отдыха. Там – стол, диван, куча подшивок “Крокодила”, ну чтобы ночевать нескучно было. Сидим мы, — Ля-ля, ля-ля. Валерка начинает нервничать, толкает меня коленкой:

— Когда мертвецов-то смотреть пойдем?

Я, – Серёге:

—  Покажи-ка вот другу хозяйство.

—  Пошли, — Серёга говорит.

Идём мы, я — первый, Валерка  за мной, Серёга – замыкающий, свет включает. Сначала зал с гробами-венками, ёлками пахнет. Там лежит бабушка и ещё пустой гроб. Валерка потихоньку бледнеет.

— Слушай, — говорю, чтобы он приободрился, — давай тебя как-нибудь в гробу сфотографируем, а мы скорбеть рядом будем. Не подействовала шутка.

В другом зале (против часовой стрелки идём) лежат мертвецы на столах-каталках. Человек 8-9. Закрытые клеёнкой сверху. На одну из женщин Валерка указывает, — надо же какая молодая. Серёга открывает лицо, там лет 70. Просто живот ввалился и стройность появилась.

В третьем зале – операционная.

Светильник бестеневой. Стол как в бане, но со сливом канализационным по центру.

– А хотите, — говорит Серега, — я сейчас одного дедушку разрежу, его так и так вскрывать, завтра лечащий врач смотреть придет?

Я, —   Валерке, — Ты как?

— Законно, — отвечает, посмотрим.

Серёга прикатывает на тележке этого мертвеца, ловко так перекинул на лавку.

–  Пойду, — говорит, — перчатку надену.

Приходит с тем ножом, рука в перчатке, а в другой, гад, пирожок с повидлом держит. Когда он распорол грудную клетку дедушки и достал из горла здоровенный язык, мне как-то не по себе стало, но держусь. Тут Серега мне:

—  Смотри-ка, друг-то твой поплыл. Оборачиваюсь, а Валерка по стенке сполз и лежит. Отнесли мы его на диван, ватку дали понюхать. Встрепенулся.

– Ты как?

– Нормально, — говорит.

Серёга ему:

— На-ка, выпей, — протягивает стакан с вином.

Тот выпил, порозовел, а когда ему Серёга пирожок подал, тут из Валерки все и вылилось. Мне мыть пришлось. Валерка потом с неделю не ничего ел, а, проезжая на трамвае мимо Станционной, где продаются пирожки, отворачивался.

 Андрей Шаклеин, 2000 год